Служанка этих господ
Эдуард Лимонов
В таких местах всегда жарко. Мандолины… Лимоны…
Кто пьёт вино, кто пляшет с девушкой под мандолину…
А вот дорожка, ведущая в парк. Следуем по ней и, поскрипывая песком, шагаем в направлении дома. Ни садовника по пути, ни сторожа. В начале прошлого века жили куда беззаботнее нас. Никакой охраны.
Остро пахнут южные деревья и травы. Возможно, в ветвях висят плоды, какие-нибудь именно лимоны, но в темноте они заведомо не видны, не стоит и напрягаться. Хрустнула ветка, хочу я или не хочу себя проявить? Я ещё не решил. Южные ночи, тут черт ногу сломит. Никакой луны, но дорожка светлого песка все же заметна, песок выручает.
А вот и тусклый свет. Это окна. Идём на окна. Свет слабый, поскольку, видимо, пользовались ещё свечами. Или у них уже есть электричество?
Тут, у самого дома, светлее. Терраса чуть выше сада, на террасе стоит дом. Остеклённые крупные двери на террасу закрыты. Можно подойти и взглянуть. С первого взгляда там мечутся люди, отбрасывая резкие тени.
Нет, там мечется только один человек! Он находится не у камина, а у самых дверей террасы по ту сторону от меня! Горят на столе свечи. Пять? Десять? Так вот, человек мечется между камином и свечами, и все эти огни дублируют каждое его движение, потому зрительное впечатление такое, как будто множество людей бегут, дерутся и при этом жестикулируют экспрессивно, как водится у итальянцев. Ведь каждый русский знает, что итальянцы жестикулируют от избытка страстей. Не правда ли, мы знаем?
Он не один. Мне удаётся, прильнув к стёклам, обнаружить, что он не один. Кроме него подле камина находятся ещё трое. Две женщины и один неподвижный мужчина. Все они расположились в креслах.
Что он говорит? Он ничего не говорит, он издаёт звуки. Он воет музыку! Воет.
Кто-то идёт. Это молодая женщина. Белый передник поверх чёрной мини-юбки и блузки тёмного цвета, но какого, неясно. Она подошла и тоже заглянула в дом. Улыбнулась. Кивнула мне:
— Добрый вечер, синьор!
— Добрый вечер, синьорина!
— Я служанка этих господ. Они не могут говорить. Во всем остальном они прекрасные люди. Они могут спать и плакать. Ещё они не могут есть.— Женщина улыбнулась.— Что значительно облегчает мою работу. Ведь если бы мне пришлось кормить четверых, о, я была бы все время занята! Сейчас я пришла уложить их в постели.
Она порылась в сумочке и достала ключ. Вставила его в замок.
— Вы хотите войти со мной? Хотите посмотреть на них поближе? Советую зайти. Они такие милые! К тому же они очень известны во всем мире. Вы потом сможете рассказать вашим близким, что вы с ними познакомились.
— Да, я войду с вами. Собственно, для этого я и пришёл.
Она открыла дверь, и мы вошли. Пламя свечей дружно отпрянуло от нас к камину. И за нами влетели сотни бабочек и насекомых. Все они ринулись к свечам, так как давно замыслили умереть и ждали только случая, чтобы сделать это.
Человек, метавшийся у камина, остановился. К нам обратилось его внезапно нахмурившееся лицо. Из кресел ко мне вопросительно обратились ещё два женских и одно мужское лицо.
— Я привела к вам замечательного посетителя. Это человек из сада, он наблюдал за вами, заглядывая с террасы. Прошу вас, улыбнитесь ему. Я вас представлю.
Она подвела меня к метавшемуся только что у камина человеку. Он оказался высоким, у него были очень густые усы. Одет он был в длинный сюртук, похожий на пиджак, но не пиджак.
— Познакомьтесь,— сказала мне женщина-служанка.— Пожмите ему руку. Его зовут синьор Горки. Но порою я не уверена в этом, может быть, это синьор Нитше, который сидит вон там в кресле, они очень похожи, я различаю их только по росту, если поставить их рядом. Ну считайте, что этот синьор — синьор Горки.
Мы пожали друг другу руки. Рука у Горки была в меру тёплая, скорее дружеская на ощупь.
— Пройдёмте дальше.
Мы повернулись к Горки спиной и сделали несколько шагов к одному из кресел, заполненному женщиной. Сзади нас Горки издал: «Траля-ляля-ляля! Траля-ля-ля!» Я обернулся. У него был довольный вид. Он подмигнул мне.
— Эту даму зовут Лу Саломе. Несмотря на совсем не русское имя, эта дама русская, как и синьор Горки. Но они не образуют пару с синьором Горки. Они образуют пару с синьором Нитцше, сидящим вон там поодаль.— Она указала в глубину комнаты. Дама, тоненькая и коротко остриженная, улыбнулась нам.
А из самого дальнего кресла раздался приветственный вой. Мужчина, сидевший в кресле, привстал, лицо его вышло из тени, попало в пространство света, источаемого свечами. Стало ясно, что служанка права, лицо и усы синьора из кресла были копией лица синьора Горки, того, кто бегал у камина. Это не удивительно, поскольку широко известно, что синьор Горки подражал синьору Нитцше и в ношении усов, и в образе мыслей. Вот он и стал вторым синьором Нитцше. Либо они оба — синьорами Нитцше. Либо оба — синьорами Горки…
— Вы не находите, Фридрих, что носите чрезвычайно странную и многоговорящую фамилию?— спросил я.— Нитцше звучит для русского уха как «Нет же», «Ниет же». Ваша фамилия созвучна тому духу отрицания, который бушует в вас.
Нитцше улыбнулся из-под усов и кивнул. И кивнул ещё раз.
— Поразительно!— сказала служанка.— Он вас слышит и понимает. Обычно он не понимает людей.
— Здесь бывают другие люди?
— Очень редко. Он их не слышит. Даже не смотрит на них. Вас он услышал.
Я задал ему ещё один вопрос, близкий к первому.
Нитцше уже следил за мной, ожидая вопроса.
— Знаете ли вы, синьор, что вас сверг с вашего трона ваш же соотечественник, господин Гитлер? Я имею в виду вот что: до появления господина Гитлера вы считались самым главным дьяволом-соблазнителем европейской культуры. Но вы остались теоретиком и никогда даже не попытались реализовать ваши идеи. Герр Гитлер взял в руки свастику и выкосил часть населения Европы, испугав и изумив её на века вперёд. Он преодолел вас. Вы знаете, что вы давно уже не тиран Ассирии мысли?
Нитцше холодно кивнул один раз. И посмотрел на меня, как мне показалось, с ненавистью. В этот момент к нему подошла дама в чёрном, до сих пор населявшая третье кресло. Из-под полей низко надвинутой шляпы рассерженно сверкали белки её затенённых глаз. Она полуобняла Нитцше и погладила ему то место на груди, где под сюртуком должно было находиться сердце. Они отошли к дверям в сад. Не тем, через которые вошли служанка и я, но к противоположным. Остановившись у дверей, оба стали издавать ласковый вой, направленный друг на друга.
— Это баронесса,— сказала служанка.— Она спутница синьора Горки, но часто путает мужчин и уходит спать с Ницше.
— Они спят друг с другом как мужчина и женщина либо просто спят в одной комнате?
— Они просто спят в одной комнате.
— А что делают в это время синьор Горки и Лу Саломе?
— Они послушно спят в спальне синьора Горки.
— Спят-спят?
— Нет, просто спят.
*
— Тут пахнет… — Я втянул в себя воздух. Выпустил. Попробовал ещё раз.— Тут пахнет как в музее. Возможно, нафталином.
— Вы правы. Я использую нафталин…
— Может быть, откроем дверь в сад?
— Но налетят насекомые…
Мы прошли к Нитцше и баронессе, и служанка открыла дверь своим ключом. Пара не обратила на нас никакого внимания.
Ворвались не только насекомые, но и запахи — резкие и тревожные, и звуки, шум ветра в кронах деревьев, слабый треск в отдалении.
— Они никогда не пытаются выйти в сад?
— Нет, они никогда не пытаются выйти в сад. У меня сложилось впечатление, что они не видят и не слышат сада. Что им оставлен только этот дом, а за его пределы они не могут отлучаться.
— Ссорятся ли они?
— Да, это бывает. Кричат. Плачут даже. В особенности синьор Горки. Он много плачет. Возможно, плач доставляет ему удовольствие.
Сзади на моё плечо легла рука. Обернулся и увидел: синьора Лу. При ближайшем рассмотрении молодая женщина оказалась похожей на мою любовницу Фифи.
— Что вам, синьора?
Женщина взяла моё лицо обеими руками и стала гладить его. Вначале нежно, но движения все убыстрялись. Мне стало не по себе, я вырвался.
Служанка уже держала женщину за руки.
— С ней это бывает.
— Что вы себе позволяете?!— сказал я строго той, кто была названа мне как Лу Саломе, но напоминала мне мою любовницу.
Она спрятала лицо в ладони и вдруг заплакала.
— Ну вот этого уже не надо делать, синьора!— Служанка обняла женщину за плечи и увела к креслу. Усадила.
— Она очень любит новых мужчин,— сказала служанка, подойдя ко мне.— Не судите её строго.
К нам приблизился синьор Горки и зло завыл в нашу сторону. Усы его дрожали всей массой.
— Он в негодовании. Осуждает нас. Заступается за синьору Лу. Сейчас заплачет.
Действительно, синьор Горки отвернулся от нас, задёргал плечами и заплакал. Служанка протянула ему платок и, когда он отказался взять платок, развернула Горки лицом к себе и силой промокнула ему лицо.
Затем повернулась ко мне.
— Это все вы,— сказала она.— Вы их всех расстроили! Нужно было вести себя сдержаннее…
— Они все мёртвые, да?
— Ну конечно,— вздохнула служанка.— Мёртвые.
— И вы тоже?
— И я тоже.
— Но вы разговариваете со мной. А они не могут.
— Невелико чудо,— буркнула служанка.— Я просто молодая мёртвая, а они старые. Когда я нанялась к ним на службу, они ещё умели говорить.
— А как они вам платят? Не в евро же? Зачем мёртвому евро? Не важнее мёртвых листьев с деревьев…
— Они платят мне снами. Снами очень хорошего качества, в которых я чувствую себя живой. Они платят мне очень хорошо — живыми ощущениями, потому я их и терплю, ведь они бывают очень капризными. Сегодня они заплатят мне сном, в котором будете вы.
И мы окажемся в постели. И вы будете меня обслуживать.
Она захохотала.
— Какой ужас!
— А вы как думали! Вы придёте ко мне, и я высосу вас как суккуб. Вы о суккубах знаете?
— Когда сидел в тюрьме, ко мне приходили суккубы. Две разные дамы.
— Я ведь хороша, посмотрите внимательно!
Служанка стала в позу, в каких выходят модели на подиум.
— Хороша,— согласился я.— Они когда спать ложатся?
— В полночь.
— Я думал, на рассвете.
— Они что вам — бесы, что ли? Это порядочные люди. Баронесса, дочь генерала, гений, великий писатель синьор Горки…
Как только служанка перечислила их, они все в полном составе сошлись к нам. И устроились вокруг на некотором расстоянии. Лица у них были не злые.
— Чего они хотят?
— Стесняются, но хотят, чтобы вы поужинали у них на глазах. А они посмотрят. И чтоб вы вина выпили. Им-то эти удовольствия недоступны. Сами они не могут. Но им будет приятно.
— Пять мёртвых вокруг, и я поглощаю ужин у них на глазах… Да у вас ведь и еды в доме нет?
— Есть вино и хорошие фрукты…
Через некоторое время я сидел за принесённым служанкой раскладным столом и разрезал грушу фруктовым ножом, похожим на заржавевший полумесяц. Нет, нож был похож на затуманившийся полумесяц. Вся труппа, почему-то я подумал, что они как труппа актёров, восхищённо глядела на мою жизнедеятельность. Время от времени я отпивал вино из старого бокала. Какое это было вино, невозможно было определить, поскольку служанка принесла его в графине. Судя по количеству ярких сполохов, которые испускали под свечами грани графина, графин был хрустальный.
Глядя на их горящие глаза, я подумал, что, если бы я не знал этих манекенов, я бы их боялся. Все было хорошо. Однако они стали выть, глядя на меня, и это выливавшееся невообразимо дикое пение вынести было трудно, хотя я и понимал, что таким образом они выражают свои эмоции.
*
По окончании моего фруктового ужина (грушу я не доел, но ещё съел несколько треугольников ароматной дыни) служанка стала разводить великих людей по их комнатам. Точнее, она заявила мне, что готова разводить их по комнатам. Произошло это следующим образом. Я ещё сидел, держа в руке испускающий сполохи бокал с красным вином. Когда она стала рядом со мной, её мини-юбка, прикрытая передником служанки, оказалась на уровне моего лица. Тут служанка прокричала, так как великие люди продолжали выть, она прокричала:
— Им пора спать, синьор, а вам пора уходить. А то они начнут безобразничать.
— Что они делают, когда безобразничают?
— Все, что обыкновенно делают духи, будут летать по залу, могут попытаться разыграть вас или напугать, они ведь духи, а духи любят немного припугнуть живых.
— Как ваше имя, умница?
— Чилита.
— Ай-яй-яй! Зря не ищите, / В деревне нашей правда нет / Другой такой Чилиты!— пропел я.
— Откуда вы знаете нашу песню? Это наша деревенская песня.
— В моей стране она часто звучала по радио. Это тарантелла?
— Ха-ха! Тарантелла имеет более быстрый ритм. Это когда человек движется, как будто ему под одежду попал тарантул. Ха-ха-ха!
— Такая весёлая девушка, а надо же, неживая!
— Быть духом ничуть не хуже, чем быть живой. Сегодня ночью вы в этом убедитесь. Не забывайте, что я приду к вам, уж я вам покажу, что такое итальянские девушки!
— Как долго вы у них служите?— кивнул я на группу великих людей, тем временем перешедших к камину. Возможно, им стало холодно, несмотря на то что зал был жарко натоплен, да и за окнами было никак не менее жарко.
— Долго. Я приняла на себя заботу о них после того, как предшествовавшая мне служанка поссорилась с ними.
— Я понимаю. У духов всегда вечность, вам не до календарей. Хорошо. А сколько всего сменилось служанок после того, как господа приняли такое состояние — стали духами?
— Мне сообщили, что я не то восьмая, не то десятая. Впрочем, разве это важно?
— Совсем не важно,— согласился я.
— Ну вот.
Чилита повернулась к великим людям. Хлопнула в ладоши.
— Внимание, господа! Мы отправляемся спать. Вы уже выбрали себе пару на эту ночь? Синьор Горки? Синьор Нитцше? Синьоры? Если вы выбрали, возьмите друг друга под руки и подойдите попрощаться с нашим гостем. Он отлично развлекал нас сегодня.
— Учтивые и вдруг ставшие элегантными, как дорогие музыкальные инструменты, Нитцше и Горки, имея каждый на сгибе локтя руки любимых дам, подошли и поклонились слегка. Ну, наклонили головы в мою сторону.
Я встал и сделал то же самое.
— Начинаем движение, господа!— воскликнула Чилита и прошла мимо меня, прошипев: — Вам туда нельзя, и не вздумайте. Живым вход воспрещён!
— Я вас ещё увижу?
— Я приду к вам ночью в гостиницу, я же сказала.
Процессия удалилась и втянулась в большие двери в центре зала, давно уже возбуждавшие моё любопытство.
Чилита закрыла двери передо мной, победоносно улыбнувшись.
— Живым вход воспрещён!— ещё раз прошипела она.
Только в этот момент я заметил, что служанка очень высока ростом. Где-то около двух метров.
*
Я ещё некоторое время послонялся по залу. Допил вино в графине. Постоял у книжных шкафов. Большая часть книг темнела дорогими переплётами. Однако я обнаружил там и несколько моих собственных книг во французском переводе. Я подумал, что духи ведь читают на всех языках одинаково хорошо. Признаюсь, мне было приятно обнаружить мои книги у столь великих и прославленных людей.
*
Через некоторое время я выскользнул из дома в темноту. Уже в саду оглянулся. Свечи догорели, но, видимо, ещё теплился камин, потому присутствовало красное пятно в силуэте тёмного дома. В мою гостиницу я добрался не скоро, так как пару раз заблудился по пути. По дороге о моё лицо разбивались ночные бабочки.
Приходила ли, как обещала, ко мне прекрасная служанка Чилита?
Приходила. Но я умолчу о состоявшемся между нами сражении.