Vor dem Fenster unten sind Volk und Macht /
За окном внизу — народ и власть

В совершенно пустом саду
собирается кто-то есть
собирается кушать старик
из бумажки какое-то кушанье

Половина его жива
(старика половина жива)
а другая совсем мертва
и старик приступает есть

Он засовывает в полость рта
перемалывает десной
что-то вроде бы творога
нечто будто бы творожок

(из цикла
«Кропоткин и другие стихотворения»,
1967–1968)

Im vollkommen leeren Garten
schickt sich jemand zu essen an
fängt ein Alter zu speisen an
eine Speise aus 'nem Papier

Eine seiner Hälften lebt noch
(eine Hälfte des Alten lebt)
doch die zweite ist völlig tot
und der Alte schreitet zum Mahl

Er steckt etwas Quarkartiges
in seine Mundhöhle hinein
und zerreibt es auf dem Zahnfleisch
scheint eine Quarkspeise zu sein

(aus dem Zyklus
«Kropotkin und andere Gedichte»,
1967–1968)

— Кто лежит там на диване — Чего он желает?
Ничего он не желает а только моргает

— Что моргает он — что надо — чего он желает?
Ничего он не желает — только он дремает

— Что все это он дремает — может заболевший
Он совсем не заболевший а только уставший

— А чего же он уставший — сложная работа?
Да уж сложная работа быть от всех отличным

— Ну дак взял бы и сравнялся и не отличался
Дорожит он этим знаком — быть как все не хочет

— А! Так пусть такая личность на себя пеняет
Он и так себе пеняет — оттого моргает
Потому-то на диване он себе дремает
А внутри большие речи речи выступает

(из цикла
«Оды и отрывки»,
1969–1970)

— Wer liegt auf dem Sofa dort — Was wünscht er denn?
Er wünscht sich gar nichts, er muss nur zwinkern

— Wie denn zwinkern — was braucht — was wünscht er denn?
Er wünscht sich gar nichts — muss halt nur dösen

— Was denn dösen fort und fort — etwa erkrankt?
Er ist überhaupt nicht krank — nur ermattet

— Wovon denn ermattet — schwierige Arbeit?
Ganz schön schwierig, anders als alle sein

— Soll sich doch anpassen, nicht unterscheiden
Er schätzt es eben, nicht wie alle sein

— Ah! Dann soll er sich doch selbst mal rüffeln
Tut er auch so schon — davon das Zwinkern
Und davon sein fortwährendes Dösen
Doch im Innern hält er sich Reden, Reden

(aus dem Zyklus
«Oden und Auszüge»,
1969–1970)

Само написание слов «двадцатое мая»
представляет из себя как бы взрыв
черемухи и сирени. лениво бегущий вдоль парка
трамвай. Вспотевшую маму или жену
едущую с рынка
А сумки полные держала
и необъяснимая моложавость морщин

и клубника земляника пахнущие впереди

(из цикла
«Прощание с Россией»,
1973–1974)

Allein die Wörter «zwanzigster Mai» aufzuschreiben
stellt gleichsam eine Explosion eines Faulbeerbaums
und eines Flieders dar. eine träge, dem Park entlang eilende
Straßenbahn. Eine verschwitzte Mama oder Ehefrau
die vom Markt her gefahren kommt
Und sie trug volle Taschen
und eine unerklärliche Jugendlichkeit der Falten

Garten- und wilde Erdbeeren dufteten vorweg

(aus dem Zyklus
«Abschied von Russland»,
1973–1974)

У Есенина Сереженьки
В земле рученьки и ноженьки
И зарытые и черные
Землей хмурой промоченные

Но лежит он на Ваганькове
Вместе с Катьками и Ваньками
Вместе с Олями и Танями
Под березами-геранями

Не лежать же там Лимонову
Блудну сыну ветрогонову
А лежать ему в Америке
Не под деревцем. Не в скверике

А на асфальтовом квадратике
В стране хладной математики

(из книги
«Нью-Йорк — Париж»,
1976–1982)

Von Jessenin, von Sergejelein
In der Erde Füßchen, Händelein
Schwarze sind es und verbuddelte
Sind durchtränkt von Erde dusterer

Und er liegt auf dem Wagánkowo
Mit den Käthchens und den Wénjachens
Mit den Olgchens und den Tánjachens
Unter Birkchen und Geranio.

Kein Limonow kann dort liegen einst
Kein verlorner Sohn, kein Flattergeist
In Amerika soll ruhn er fein
Nicht im Pärkchen unterm Bäumelein

Doch im Viereck, dem asphaltenen
In dem Matheland, erkalteten

(aus dem Buch
«New York — Paris»,
1976–1982)

Когда-нибудь, надеюсь, в ближайшем же году
Я к маленькому панку с улыбкой подойду

Долго мы не виделись, товарищ панк,
Пойдемте, погуляем (не против?) в зоопарк.

Там умные пингвины и лица обезьян
Там ходит волк красивый, как красный партизан

Что-то Вы невеселы товарищ панк
Для маленькой прогулки не взять ли нам танк?

И эта чудо-девочка, с прекрасной из гримас
Мне скажет: «Волк тюремный! О, как люблю я Вас!
Я просто молчалива. Я вовсе не грустна.
Все классно и красиво!» — так скажет мне она.

Где плещутся в бассейнах тюлень гипопотам
На танке мы подъедем к мороженным рядам

Мы купим сорок пачек ванили с эскимо
От зависти заплачут, те кто пройдет мимо

(2000–2003)

Irgendwann, ich hab es schon im nächsten Jahr im Sinn
Trete ich zum kleinen Punk mit einem Lächeln hin

Genossin Punk, schon ewig lange nicht gesehn,
Lass uns im Tierpark (wenn’s genehm) spazieren gehn.

Dort gibt es Affenfratzen, den klugen Pelikan
Dort läuft ein schöner Wolf wie ein roter Partisan

Sie werden irgendwie nicht froh, Genossin Punk
Sollten wir vielleicht gepanzert spazieren fahrn?

Und das Wunder-Mädchen mit der hübschesten Grimass
Sagt mir: «Wie liebe ich Sie! Sie grauer Wolf vom Knast!
Ich bin nur einfach schweigsam. Traurig bin ich nicht.
Ist alles Klasse, alles schön!» — sie zu mir spricht.

Wo im Becken Seehund, Flusspferd planschend baden
fahren wir zum Eisstand in einem Panzerwagen

Wir kaufen vom Vanille-Eis gleich vierzig Stück
Wer hier vorbeikommt, ist vor Neid zutiefst bedrückt

(2000–2003)

Два задержаны студенты,
Бомб при них ингредиенты,
Провода и изоленты…
Все как водится, как встарь,
Вот сейчас проедет царь,

И махнет платком с канала
Дочь большого генерала,
Полетит в канал фонарь,
Торс жандарма, пол-кареты…
О, российские сюжеты!
О, российский календарь!

Ничего не изменилось!
Также хмур и зол тиран,
Так же небо наклонилось,
Почему, скажи на милость,
Русь за стилем обратилась,
К вам, Багдад и Тегеран!?

(2010)

Zwei verhaftete Studenten
Mit Granateningredienzen,
Isolierband, Komponenten…
Wie es sein muss, wie’s einst war,
Und vorüber fährt der Zar,

Und es winkt ein Tüchlein am Kanal
Eines Töchterleins des Generals,
Zum Kanal hin fliegen jäh Laterne,
Wachmannsrumpf und Kutschenhälfte…
О Sujets der Russen Länder!
O, du russischer Kalender!

Nichts hat sich seither getan!
Düster, bös blickt der Tyrann,
Auch der Himmel ist geneigt,
Doch warum, vermaledeit,
Hält sich Russlands Stil denn an
Euch dort, Bagdad, Teheran!?

(2010)